«Главное содержание моей жизни – служение Богу, и другой жизни я себе не представляю». Интервью с епископом Талгарским Вениамином

Хиротония архимандрита Вениамина (Рудого) во епископа Талгарского, викария Астанайской епархии состоялась 30 апреля 2023 года, в неделю 3-ю по Пасхе, жен-мироносиц в храме Христа Спасителя города Москвы. Рукоположение возглавил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл.

Епископ Вениамин (в миру – Рудый Георгий Анатольевич) родился 17 июля 1959 года в городе Алма-Ате. Окончил Республиканскую физико-математическую школу, затем КазГУ, физический факультет. По завершении учебы в ВУЗе работал в Институте ядерной физики Академии Наук КазССР в должности инженера, затем в Управлении механизации и транспорта треста «КазЭлеваторСтрой» наладчиком автоматики.

Духовное образование получил в Московской духовной семинарии и в Московской Духовной Академии. В апреле 1990 года епископом Алма-Атинским и Казахстанским Евсевием (Саввиным) рукоположен в сан диакона и в том же году архиепископом Алма-Атинским и Казахстанским Алексием (ныне – митрополит Тульский и Ефремовский) – во иерея. Служил клириком в соборе апостолов Петра и Павла города Петропавловска, больше 12-ти лет – настоятелем новообразованной в 1991 году общины блаженной Ксении Петербургской в городе Капчагай. До рукоположения в сан епископа 20 лет нес пастырские труды в Никольском кафедральном соборе города Чимкента и послушание секретаря Чимкентской епархии.

Как сказал архимандрит Вениамин (Рудый) в слове при наречении во епископа Талгарского, обрести веру, не утонуть в море безбожия ему помогли традиции благочестия, которые в его семье были заложены тремя поколениями священнослужителей и сохранялись, несмотря на гонения.

– Владыка Вениамин, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл в своем напутственном слове сказал Вам: «В нынешних сложных обстоятельствах – хотя у Церкви не бывает легких обстоятельств, но ныне мы проходим через особый период церковной жизни, когда отвне – нападения, а внутри – страхи (2 Кор. 7:5), – необходимо сохранять душевное спокойствие и крепость веры, дабы взирающие на тебя вдохновлялись мирным состоянием твоей души и, возлагая все упование на Бога, стремились угождать Ему своими трудами и добрыми делами». Действительно, в непростые времена состоялась Ваша хиротония во епископа. Удается ли Вам сохранять то душевное спокойствие, о котором говорил Патриарх Кирилл и вдохновлять им свою паству?

– Не всегда, конечно, удается сохранить то душевное спокойствие, о котором говорил Святейший Патриарх Кирилл. Но с Божией помощью оно все же достигается. Удается ли мне вдохновлять им свою паству? Это надо у паствы спросить… Когда заходит речь о страхе перед лицом каких-то земных обстоятельств, я всегда цитирую людям слова святителя Григория Богослова: «Всего страшнее бояться чего-либо более, нежели Бога».

– Что Вы чувствовали во время хиротонии?

 – Трепет. Ни с чем несравнимый трепет. Ничего подобного ранее я не испытывал.

– Возглавил Вашу хиротонию Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл. Какие воспоминания у Вас остались после общения с ним?

– Перед первой встречей с ним, еще до хиротонии, я очень волновался. Мне, сдавшему в своей жизни столько экзаменов, она представлялась самым трудным и решающим испытанием. Но Патриарх так по-отечески со мною поговорил… Очень теплой была атмосфера разговора. И, видимо, обратив внимание на мое волнение перед хиротонией, он мне сказал: «Человек растет под бременем ответственности». Данные слова придали мне сил, и сейчас в сложные моменты они воспроизводятся в моей памяти. Еще, зная, что я по образованию физик, Святейший вспомнил, что ему тоже очень нравилось решать задачи по физике и что получал он по этому предмету одни пятерки.

– Владыка Вениамин, какие послушания Вы сейчас несете? Какие задачи перед Вам ставит митрополит Александр?

– Преподаю в семинарии. Сейчас семинария вышла на высокий уровень, там так много изменилось в лучшую сторону. Сами семинаристы радуют своим интеллектуальным уровнем, серьезным отношением к обучению и, следовательно, будущему своему служению. Поэтому преподавание в семинарии – не только ответственное и непростое послушание, но и радостное. Владыкой Александром поставлена передо мной цель – способствовать развитию информационных площадок Казахстанского Митрополичьего округа.

Есть задача – развить институт духовничества в епархии. Есть много других послушаний. Но главное содержание моей жизни и ранее, и сейчас – служение Богу, совершение Божественных Литургий, бдений, иных богослужений.

Еще перед моей хиротонией владыка Александр сказал мне: «Будешь мне помогать». Значит буду. У него энергия какая-то удивительная, неизмеримая. Как он все с собой несет, как на волне – всю свою команду, всех вокруг – не укладывается в голове. Надеюсь, Богу содействующу, стану ему верным и добрым послушником в ответственных трудах в Астанайской и Алма-Атинской епархии.

– Вам сейчас приходится очень много служить в самых разных храмах Алма-Атинской епархии. Сегодня Вы можете служить в Талдыкорганском церковном округе, завтра – в Иссыкском и т.д. Раньше же Вы всегда служили только в одном храме… Это трудно?

– Служить я не устал, служить я люблю… Непривычно только то, что теперь не знаешь лично всю свою паству, как это было раньше, когда служил всегда в одном храме.

– Как Вы восприняли предложение о том, чтобы Вам быть епископом? Было ли у Вас… какое-то внутренне несогласие с этим?

– Епископства, понятно, я не искал. И в голову это не приходило, и жизнь моя вроде к этому никак не располагала. А несогласия у нас не положено. Споры здесь неуместны. Есть послушание от митрополита – значит такова воля Божия. Конечно, свою будущую жизнь я себе представлял, мягко говоря, совершенно иначе. Думал доживать свой век в тишине, на пенсии. А тут – новая волна, девятый вал…

– В Чимкентской епархии жизнь была совсем иной – более спокойной?

– Речь даже не о епархии и том, какая там жизнь. А о моей собственной жизни, которая представляла собой тихую заводь … а тут передо мной неожиданно, в мгновение ока, раскинулся океан. Вдруг я обнаружил в этой тихой заводи, с чистой, вроде, прозрачной водой дно. Последние события взволновали воду моей тихой заводи, и со дна поднялся ил, грязь, источник мой оказался… не таким уж и чистым. Я ведь думал, что решил многие свои духовные вопросы: у меня нет страхов, моя вера в промысл Божий тверда, я все готов принять, что Бог пошлет. А когда «тряхнуло», получилось, что и страхи есть, и неуверенность. Все всплыло в душе моей, что на дне покоилось. Что ж, хотя бы стали видны те недостатки, о которых и мысли не было. Надеюсь, вся эта грязь смоется теперь волнами бурными, девятым валом. И польза будет моей душе, а через меня и другим… Вот всех учил не бояться, страх не испытывать, назидания говорил, но, когда дело дошло до практики, оказалось не все так просто.

– Владыка Вениамин, три поколения Ваших предков были священниками. Расскажите немного о них.

– Мой прадед – священник Николай Ржевский – был сыном священника Иоанна Ржевского и внуком священника Иосифа Соловьева по материнской линии. Об иерее Николае Ржевском в нашей семье из поколения в поколение передается такой рассказ. Осенью 1919 года в Западной Сибири, в селе Красногорское, во время гражданской войны отец Николай был схвачен карательным отрядом. Его выволокли из дома, толкали прикладами, он падал в грязь под смех конвойных... Под улюлюканье, издевательства, брань красноармейцев он был отведен в «сборню», на сход, где собрали всех жителей села. Комиссар, возглавлявший этот отряд, готовил кровавый спектакль, народную расправу, хотел, чтобы сами сельчане, прихожане храма, в котором служил отец Николай выступили против него. Но вышло обратное – они его отстояли. Первым как раз вступился за него тот, на которого так рассчитывал комиссар и которого попросил «обличить» схваченного священника – это был Федька, председатель комитета бедноты, многодетный, нерадивый, и, правда, самый бедный на селе… Затем вступились и все остальные. Несколько женщин повалились на колени и заголосили, упрашивая не трогать отца Николая. Мужчины заявили, что не дадут в обиду своего батюшку. Иерей Николай остался тогда жив. Но все это так потрясло его, что он слег, а 19 декабря 1919 года, в день святителя Николая и свой день Ангела, отслужил свою Последнюю Литургию в Красногорской Георгиевской церкви. К сожалению, заступничество за священника не прошло для села даром. После смерти моего прадеда тот карательный отряд вновь появился в селе и расстрелял 10 мужчин…

– Владыка Вениамин, расскажите, пожалуйста, о своем духовном пути. Как Вы обратились к Богу?

– Трудно объяснить. Все как-то шаг за шагом, одно к другому вело к Церкви, к Богу. Какие-то были несвязанные между собой незначительные события, которые подталкивали меня к Богу и Церкви. Помню я занимался изучением китайского языка и, в связи с этим, искал двухтомник «Троецарствия». Книги тогда были большим дефицитом и вот мы ходили по домам, по знакомым, чтобы найти и купить их. Пришли к одному человеку, у которого как раз и был этот двухтомник. Я стал с ним торговаться, а он и говорит: «Вот если бы мне православный молитвослов достали, я бы поменялся». Я удивился: «Два тома «Троецарствия» на православный молитвослов менять?» Это же какая должно быть ценная вещь этот православный молитвослов – ценнее «Троецарствия»! Вот одна мысль отложилась внутри. Потом один приятель мой – объединяло нас увлечение рок-музыкой, как-то сказал: «Я пришел в церковь, а там такие ребята хорошие на клиросе, тебе обязательно надо с ними познакомиться». Что у меня, думаю, общего с этими ребятами? Почему они мне так подходят? Непонятно. Затем наступило время празднования 1000-летия Крещения Руси. Очень захотелось на него попасть. Я же тогда на вахты ездил по многим городам России: Москва, Ленинград, Курск, Горький – возможность была. Но из-за каких-то пустяков я это торжество проморгал. Обидно, жалко было и стыдно. Еще одна мысль отложилась.

– А еще Вы серьезно увлекались рок-музыкой…

– Это еще один важный момент. Я пережил сильнейшее разочарование в главном своем увлечении – музыкальном. Я не только рок любил. Классику слушал, попсу и джаз. Много чего. Большое количество времени и сил на это тратил. Однажды я читал интервью известного, очень популярного рок-музыканта, и он там сказал, что все это – просто коммерция, и пояснил: мы знаем, вот в такой тональности надо взять эту ноту и будет грустно, в другой – такую и будет гнев, агрессия… И мне обидно стало – они нас дурят, деньги делают и так цинично в этом признаются! Я тогда пошел к знакомому фарцовщику и отдал ему всю свою коллекцию пластинок. И образовалась тишина в доме и в душе. Благодаря этой тишине я не пропустил очередного призыва Промысла Божия. Не прошло и месяца после этого поворотного шага, и я узнал, что одна моя старая знакомая, хоть и не очень близкая, поет в Никольском соборе на клиросе. Она оказалась одной из тех хороших ребят, с которыми меня призывал познакомиться вышеупомянутый приятель-меломан. Я созвонился с ней, попросил о встрече, а когда мы увиделись, задал вопрос: «Расскажи мне». «О чем?» – спросила она. «Не знаю, обо всем этом». Конечно, ответить на такой вопрос было трудно. Что-то она мне рассказывала, конечно, не помню уже. Потом предложила поговорить со священником. Так я встретился с отцом Валентином Сазоновым, и дальше все пошло с такой скоростью: первая исповедь, первое причастие, после которого такой праздник у меня на душе был, как на Пасху. Солнце сияет, на душе радость. И все. После этого в перерывах между вахтами, я каждый день на службу стал ходить: утром и вечером, утром и вечером. Все ворчали: зачем тебе это надо? Каждый день необязательно. А я ходил и ходил, и ничего мне не надо было больше.

– А потом Вам пришлось поработать даже сторожем?

– Больше года где-то… Но до этого у меня была встреча с духовником Троице-Сергиевой лавры архимандритом Наумом. Он спросил меня: «Хочешь в Церкви работать?» Я твердо ответил, что хочу. И после так получилось, что епископ Алма-Атинский и Казахстанский Евсевий (Саввин) пригласил меня работать у него ночным сторожем. Я согласился. Утром я вставал и шел на службу, часто вместе с отцом Владимиром Утегеновым, который жил рядом со мной. На службе мы читали на клиросе. Вечером – вновь на богослужение, а ночью – сторожить. Хорошее время было.

– Вас – человека с высшим образованием, работающего на высокооплачиваемой работе, которую в конце 80-х получали в общем-то немногие, не поразила такая «должность» как … сторож?

– Нет, абсолютно. Ни минуты сомнений не было. Решил и все. Напротив, я рвался быстрей-быстрей отработать положенные перед увольнением два месяца. Этот мир – с вахтами, работой, рок-музыкой – был для меня стерт, как я стер старую запись на пленке, чтобы записать пение акафиста Пресвятой Богородице хором Троице-Сергиевой лавры. Знаете, в конце пленки остался конец старой записи с рок-музыкой. Слушаешь акафист, он завершается, и вдруг в конце врывается рок… и это был такой резкий контраст. Совсем другой мир, другое измерение. Один мир, который я обрел, и другой – стертый.

– И все же. Неужели трудно не было? Ведь такой крутой поворот.

– Нет. Одно сплошное счастье было. Трудность в другом была. Я собак очень боялся, которые охраняли территорию, вверенную мне под охрану. Но потом и эта последняя трудность исчезла – мы поближе познакомились, я привык к ним. Еще трудность на клиросе была – я не мог петь, читал хорошо, а петь нет, не мог. Зато в уставе постепенно разобрался и гласы немного подучил, что мне потом в Капчагае на приходе очень пригодилось.

– Но Вас ждала карьера в сфере точных наук – физики и математики. Вы подавали большие надежды, как вспоминали ваши преподаватели. Как же блеск будущих открытий, насыщенная жизнь ученого?

– Да уже в институте интерес к физике на убыль пошел, иссяк. Задачки, да, я хорошо решал. Одним из лучших был. В школе интересно было, а потом по окончании ВУЗа физику же я забросил и в наладчики пошел. Так что никакого конфликта между наукой и религией у меня не было.

– А сейчас решаете задачки?

– Когда попадутся, да. Интересно.

– А в раннем детстве Вы имели представления о вере, о Боге?

– Когда мне говорили о верующих я знал, что верующие – это как бабушка Фатя, Фотиния Николаевна – сестра моей родной бабушки Тамары Николаевны. Все знали, что из всех родственников она одна верующая. И от всех бабушка Фатя отличалась как небо от земли – тихая, кроткая, добрая, молчаливая. Не сюсюкала, конфеток не давала, но понятно было, что она добрая. Еще дома иконы у нас были. Когда у меня бывали мысли сомнительные, я смотрел на икону Спасителя и мысленно спрашивал: правильно вот так будет или нет? И мне казалось, что Он смотрит на меня по-разному. Покрестился я за компанию в основном, чтобы приятно родственникам своим сделать. Спроси меня тогда: в Бога веришь? Я бы ответил: да. Но как? Правильно ли? Кого мы тогда только не читали: каких-то индусов, китайцев, все в одну кучу. Думали, что все это одно и тоже. Еще думали, что для бабушек простых – одна вера, а для умных людей – другая. Всякая путаница была. А с того времени, как воцерковился, все на место встало. И так уже и есть с тех пор. Теперь другой жизни и не представляю себе. Не знаю даже как люди без этого живут…

– 1 января 1991 года Вы были назначены настоятелем в новообразованную общину блаженной Ксении Петербургской в город Капчагай. Что Вам запомнилось о том времени?

– Первая наша служба на Рождество Христово в заброшенном, обшарпанном, неотапливаемом здании бывшего Дома культуры мостостроителей. Который до этого пожилые женщины выскребли от такой немыслимой грязи! Помню голую сцену, на которой стоял узкий стол на металлических ножках, на стенах висело несколько бумажных иконок в фольге, ведра с песком заменяли подсвечники. Молитвенное пение совершали три слепые 80-летние старушки – то, что помнили. Я бегал то на клирос почитать, то на сцену сказать ектению. Помню, я беспокоился: как же быть с шестопсалмием? Я же не могу одновременно читать его и светильничные молитвы. Неожиданно помогла девочка 13 лет, которую соседка ее бабушки научила читать по церковно-славянски. Читала она с выражением, как учили в школе декламировать стихи, но и то было облегчение. А на следующий день нужно было служить Литургию, и уж тут-то я никак не мог отвлекаться на клирос. Выручили те же три слепые бабушки, которые спели все наизусть. Людей было множество! Убожество обстановки, проблемы с клиросом, но какой это был праздник! Я сказал тогда прихожанам такие слова: «Запомните этот день. Наша Церковь рождается в день рождения Христа в такой же нищете, в какой родился Он Сам и в какой жила покровительница нашей церкви блаженная Ксения. От нас с вами, от наших молитв и трудов будет зависеть будущее нашего храма и наше с вами будущее». И все постепенно образовалось. Было трудно – оформляли землю, доставали строительные материалы на фоне фантастической просто инфляции, но страшно не было, так как все имели веру в помощь Божию, что Он не оставит. И Он не оставил. Посмотрите, какой красивый храм теперь стоит в Капчагае.

– Кто вам помогал тогда?

 – Народ помогал, местные власти помогли – и с землей, и со стройматериалами. Мама пришла на помощь, бросив работу, все свои дела, и, посвятив себя только нашему приходу: на клиросе пела, средства ходила выпрашивала у благотворителей, по хозяйству управлялась. Мучилась, старалась, но не сдавалась.

– Владыка Вениамин, став епископом, Вы стали преемником апостолов. Кто Вам из них особенно близок?

– Мне теперь самые близкие жены-мироносицы, потому что в их день меня рукополагали. Они ничего не боялись и я, надеюсь, тоже научусь у них ничего не бояться. А апостолы все мне близки – и Иоанн Богослов, и апостолы Петр и Павел – я и крестился в Москве в храме, воздвигнутом в их честь, и первое мое иерейское служение было в Петропавловском храме. Еще я люблю апостола Иакова, автора соборного послания.

Беседовала Татьяна Бирюкова